Евгений Садовый. Совсем не парадное интервью

Евгений Садовый. Совсем не парадное интервью
Фото: oblvesti.ru
Трехкратный олимпийский чемпион по плаванию редко появляется на публике. Не выступает с громкими заявлениями по поводу текущих спортивных событий, не принимает участия в пафосных церемониях. Известное всему миру имя обычно мелькает на страницах СМИ раз в год - летом, когда в Волгограде проходят учрежденные Евгением Викторовичем юношеские соревнования

 

Спустя четверть века после триумфа в Барселоне Садовый остается верен выбранному когда-то виду спорта. Тренирует детей и взрослых, занимается судейством. О былом вспоминает почти без эмоций, про настоящее говорит жестко. Что же касается будущего… Впрочем, пора уже переходить к беседе.

— Ваш путь к успеху простым не назовешь. Каким он видится сейчас, когда прошло несколько десятков лет?

— У нас, то есть у группы единомышленников, которую собрал вокруг себя Виктор Авдиенко, всегда было свое мнение, отличное от того, что было у остальных во всей стране. Мы всегда этим раздражали окружающих. Не могу сказать, что все тренеры, которые окружали Виктора Борисовича, воспринимали его веру. На него писались различные кляузы, еще в 80-е. Что он гробит детей. Насколько я знаю, он никого не загнал до такой степени, что человек ходил бы с кардиостимулятором.

Мы же своего ничего не придумываем. Мы с кого-то что-то постоянно копируем. В Америке ребята на выживание работали: утром десять километров проплывали, вечером еще десять. Ну и мы таким же занимались. Знаю огромное количество людей, которые после этого носили кардиостимулятор. К примеру, мой наставник по судейству Виктор Петрович Петухов, ныне покойный, говорил: да, я через эту систему прошел — вот что она мне дала.

У нас же как было — хорошо выступил, плохо — никто не анализирует. Того, кто наверху сидит, скидывают, после этого резко все несутся заниматься противоположным. Откуда брать идеи? Вон, опять у американцев. Резко все пловцы начали тяжелые штанги тягать. Тренировка состояла практически вся из максимальных отрезков. Но и эта система выдающихся результатов не дала.

В Америке, к примеру, «под ружье» с одинаковыми результатами стоят тысяч шесть человек, а в совокупности их там миллиона два, которые занимаются регулярно плаванием. У нас цифры совсем другие. Против шести тысяч выступает 30-60 человек. Так было даже в советское время.

И Авдиенко придумал свой подход. Выстроил не на один год, а на несколько лет план. Каждый день был расписан. Могу сказать, что, когда я плавал десятку утром и десятку вечером, то одну тренировку выдерживал, а после второй болеть начинал. Практически всю дорогу проболел. Начали штанги таскать и максимально плавать — то же самое.

Дошло до того, что из Училища олимпийского резерва хотели выгнать. Это был 1987 год. Приехала московская комиссия. Посмотрела и сказала, что вот этот мальчик не справляется с нагрузками — убрать. Я им говорю: дайте мне полгода, а дальше посмотрим. Не сразу у Авдиенко начал тренироваться, но в середине года поехал с ним на сборы и в итоге влился в эту систему. Буквально через год я стал безболезненно посещать тренировки.

Потом был 1988 год, матчевая встреча СССР — ГДР, там у меня пять первых мест. Затем юношеская Европа на следующий год. Были проблемы — в футбол неудачно поиграл, одна нога не работала. Тем не менее 400 метров вольным стилем — первое место, эстафеты 4х100 и 4х200 — первое место, двести вольным — второе место.

Еще через год – уже взрослый чемпионат Европы. На двухсотметровке, если не ошибаюсь, был четвертым. Зато 400 вольным я выиграл, а также в эстафете. Продолжали работать, идти к своей цели.

— К Олимпиаде в Барселоне.

— Тут началось уже противостояние систем. Мы свою систему выстроили, искали сторонников. Авдиенко понимал, что с большим количеством людей нельзя работать одному. Ни от кого не скрывал ничего, до всех старался донести свои идеи. Многие, послушав его, делали выводы. Не со всем соглашались, не все воспринимали всерьез, но что-то брали из его методичек.

— Что за противостояние было?

— Приведу пример. В эстафете 4х200 вольным стилем (которую наша команда, выступавшая после распада СССР под олимпийским флагом, выиграла, — прим. ред.) первые два номера, я и Пышненко, в предварительном заплыве не участвовали. Там были другие ребята, кто на отборе в Москве занял места с третьего по шестое. Показавшие лучший результат выходили в финал.

А на дистанции 4х100 у меня был пятый результат на отборе. И в Барселоне мне тренеры сборной не дали проплыть на предварительных стартах (в финальном заплыве команда СНГ стала в итоге второй, уступив американцам, — прим. ред.), хотя бы с утра.

Такое было отношение. Все понимали, что я в отменной форме. Эстафета призовая, а у меня уже три медали. Если четвертая добавится — что делать?

Затем 1992-1993 годы. Меня «заряжают» на семь этапов Кубка мира, хотя многие ребята не стартовали, приезжали на три-четыре максимум. С утра до вечера допинг-контроль. Я несколько раз проплыл под рекорд мира. Все честно и все нормально.

На следующий год вместо семи меня заставляют плыть восемь этапов, на каждом — минимум по три дистанции. Выхолостили полностью наши «друзья» из Москвы. Через год опять все по полной программе, затыкают мною все дырки в международных стартах. Здесь я уже перестаю что-то выдерживать и начинаю ломаться. У нас ведь даже не было времени для подготовки, в течение всего года ездили по этим соревнованиям.

Так мне и не дали дожить до Олимпиады в Атланте.

— Но в Барселону с каким настроем ехали? Было ощущение, что все получится?

— Ну а если ты без веры на тренировку ходишь, что это за тренировка, что это за настрой?

— Там насколько сложно было, кто были главные оппоненты? Следили за ними?

— Всех ребят знал прекрасно, за исключением Перкинса, которого обошел на четырехсотметровке. Знал, на что они способны, знал и свои сильные стороны. Что касается Холмерца, когда у нас разборка на 200 вольным была. Обычно я, когда на первой половине дистанции проигрывал огромное расстояние, догнать уже не мог. А на Олимпиаде именно это сделать и получилось – ликвидировать большое отставание. Естественно, за этим профессионалы следили из разных стран. У них там голова работает, понимают все прекрасно, интересуются программами подготовки. Для них это было нечто.

Не бывает такого, что пришел Вася-дурачок, проплыл и стал олимпийским чемпионом. Просто не бывает. У нас есть исключения, в нашей стране, правда, что именно так и происходит.

— По допингу никогда вопросов не было?

— Следили. Нас целенаправленно заряжали на огромное количество стартов. У Панкратова были такие случаи, когда он стартует на одних соревнованиях, а потом сразу лететь в другой город. Его перед входом на самолет встречает допинг контроль, он сдает анализ. Прилетает в другой город — там тоже у трапа встречают и опять ведут в туалет. Аналогичные случаи и у меня были. Но даже под таким прессингом мы добивались побед и били мировые рекорды.

— Но какая-то восстановительная медицина в любом случае необходима.

— У нас по фармакологии все решал Авдиенко. Мы много работали. А значит, больше ели, чем обычный человек. Раза в четыре. Для того, чтобы все это переварить, кушали рибоксин. Он, насколько я знаю, до сих пор не запрещен. Правда, его нельзя больше 20 дней принимать. Потом желудок перестает вырабатывать тот фермент, который и содержит рибоксин. Его принимают под тяжелую, серьезную работу. Еще надо было печень поддержать при таком количестве пищи. Эссенциале. И так далее. Все очень просто.

— На зимние Игры-2018 сборная России может поехать под нейтральным флагом (разговор состоялся в середине ноября, прим. ред). Вы в Барселоне выступали под таким же. Какие были ощущения?

— Это разные вещи. В тот момент у меня был некий душевный подъем. В сборной СССР не все было так хорошо и замечательно. Русский парень показывал результат чуть-чуть лучше, чем грузин, например, или представитель любой другой республики. И это уже являлось основанием, чтобы прокатить парня из РСФСР. Политика.

Те же самые ребята с Украины приезжали в Барселону, они держались отдельно, у них был свой стол, за которым они сидели, постоянно песни всякие пели: мы всю Россию кормим, все за наш счет живут. Поэтому то, что у них в последние годы происходит — это не удивляет. Сколько себя помню, с тех пор, как стали вызывать в сборную, они рассказывали о том, что нас кормят.

И наши тренеры говорили: ребят, раньше у нас была РСФСР, а сейчас будет страна Россия. Воодушевляли этим. Представьте, мол, вы по-честному отбираетесь, здесь уже национальный вопрос никто не будет брать в расчет. Показали результат — и езжайте. У нас в этом плане был подъем.

— И так действительно стало легче?

— Как я и говорил, мне особо пожить при этом времени не дали.

— Вы некоторое время тренировали сборную Ливии. А предложений перебраться куда-то, в Америку допустим, не было?

— Были, конечно. В 1999 году меня ввели в Международный зал славы. На торжественную церемонию туда поехал летом, на каникулах, я плавать уже закончил. Неплохой английский был. Я их понимал, они меня тоже — с грехом пополам, правда. Американцы предложили сразу после вручения почетных перстней и грамот такую программу: поработать в Канаде, в лагере для бойскаутов. А потом, через два месяца, вернуться в Америку, где уже будет готов вид на жительство.

Но у меня здесь оставалась мама, бабушка с дедушкой, они пенсионеры, кому-то хоронить их надо было. Я это понимал и отказался.

Наш менталитет такой, всегда этот вопрос — а почему вы туда не уехали, а почему сюда? А почему я здесь не могу работать, получать за это деньги, уважение какое-то? Почему те, кто уезжает — они молодцы, а те, кто остался — какие-то не такие? Я этого не понимаю. Да, у нас обычный тренер, преподаватель физкультуры, получает гроши. На паперти можно больше заработать. Но люди продолжают, живут и трудятся.

— Тем не менее из Волгограда пару лет назад практически все ведущие пловцы разъехались.

— Никакого сомнения у меня не вызывает, чтобы они поступили как-то иначе. Был создан прецедент, чтобы они уехали. Были созданы условия. В нашем регионе этим заниматься не хотят. Для меня ситуация выглядит вот так.

— Тогда еще и скандал с ЦСП разразился.

— Центр спортивной подготовки по плаванию создавал непосредственно Авдиенко. Лично мое мнение, мнение тех, кто на данный момент находится рядом с Виктором Борисовичем, до сих пор одно — это был рейдерский захват.

В «Искре» ЦСП арендовало воду в каком-то количестве. Если брать бассейн Александра Сергеевича Глинянова, так называемый (Центр водных видов спорта на Семи ветрах, где базируется ватерпольная команда «Спартак-Волгоград», — прим. ред.), там аренда дорожки, если я не ошибаюсь, 2,5 тысячи рублей, а сюда он выделял 850 рублей.

Если в свое время, когда взаимопонимание между предыдущим председателем облспорткомитета Козловым и Авдиенко было, он получал две тысячи рублей за аренду дорожки. Нам это вменили в вину, что Козлов и Авдиенко находились в сговоре, воровали деньги из бюджета.

Никого не интересовало, что ребята постоянно были на чемпионате России в тройке лучших команд. Главное было грязью облить.

— Но вы в итоге так ничего и не доказали.

— Понимаете, в чем суть. Я разговаривал в свое время с господином Воропаевым, это человек, который много занимается федеральными стандартами. Так вот, они настолько ловко сделаны, настолько различная трактовка у стандартов… Когда я ему задал вопрос, как же так? В чем суть? Он достаточно просто объяснил: у вас сменился председатель облспорткомитета. Каждый председатель облспорткомитета находится или под губернатором, или еще под кем-то.

Они вправе, эти два человека, решить, является ли приоритетным развитие того вида спорта, или же другого. Они имеют право сказать, что для водного поло 2,5 тысячи — это мало, а для плавания и 850 много. Федеральный центр закладывает в бюджет 800 рублей, остальное добавляет регион. Можно что-то добавить и сказать — вы воровали. Потому что 800 рублей — это федеральные деньги.

И в этом плане закон настолько гибок, что при новой администрации легко все поменять, обвинить старого руководителя во всех грехах.

— Но этот скандал повлиял и на спортивные результаты.

— А как иначе? Были ребята молодые, которые разъехались в различные регионы. Здесь мы сразу им объявили, что профинансировать их не получится. Можем предоставить гостиницу, можем покормить. То есть работать за еду.

— Если говорить о спорте высших достижений, то тот же Морозов больше не выступает за Волгоградскую область.

— То же самое — ему предложили условия в Москве. Столица — одно из заинтересованных лиц.

— Ваш традиционный турнир помогает открывать новые имена?

— Я могу сказать, что даже на данный момент у нас многие плавают, кто приезжал сюда в возрасте четырех лет, когда не было жестких ограничений по возрасту. Я вручал детишкам символические призы. Вот Яна Курцева, в этом году понавыигрывала и в бассейне, и на открытой воде. Я ей в четыре года подарок здесь вручал. Женя Седов тоже. У нас есть книжечка, там за все годы лучшие результаты. Можно ее почитать, вы там все фамилии увидите.

Мы сейчас разговариваем о том, что абсолютно лежит на поверхности. Проблема вообще не в этом. К примеру, я ездил в 14-м году, кажется, на чемпиона Европы во Францию. Гостиница, рядом детский садик. Стоит комнатка, метров 15 на 20. Там мягкое покрытие везде. С одной стороны футбольные ворота маленькие, тоже мягким покрыты, баскетбольный щит. С другой стороны шведская стенка. А посередине домик пластиковый. И дети в этой комнатке ходуном ходят. Вот она — физкультура в садике. Их никто не заставляет. Надо отдышаться — ребенок в этот домик залез и отдыхает.

У моего тестя друг уехал в Германию, они до сих пор общаются. Тот приезжает в Волгоград и рассказывает: я прихожу, у меня журнал. Там расписано, что, с каким классом и в какое время надо делать. В такой-то день, на таком-то уроке. Такое-то упражнение, сякое-то. Это государственная программа развития физической культуры. Это массовый спорт. На данный момент я не знаю ни одного учреждения у нас, где подобная программа бы работала.

— Но теоретически у нас всяких программ много. Они принимаются, о них говорят.

— А я вам скажу, что это за программы. Каждый учитель физкультуры, он приходит на свое рабочее место — что он с утра из носа выковырял и подкинул на потолок — вот это он и сделает. Не больше.

Когда я пошел в школу, меня отвели в бассейн. Во втором классе я на уроках делал определенную программу, мы учились дышать, бегали по шведским стенкам и так далее. Мне в бассейне предложили то же самое. О чем это говорит? О том, что хоть какая-то программа, но работала.

А на данный момент ее нет. Есть некоторые специалисты, которые болеют душой, думают, хотят чего-то добиться. Они что-то наподобие своей программы с детьми делают. Это личная инициатива. Но не все люди талантливые в этом плане. Некоторые выдумывают такое, что ни в одни ворота. Нас такое положение дел, видимо, устраивает.

— Вы сами осознанно пришли в плавание, или же за руку привели?

— Бабушка привела.

— Сразу понравилось?

— Любому ребенку не нравится, если это не игра. Вдобавок, если неприятные ощущения какие-то возникают. Мне нравилось, когда игра, когда в этой игре ты становишься лучшим. Тренеры и должны это прививать с первых занятий. Но когда я болел по четыре месяца — это никому не понравится, если постоянно колоть антибиотики.

— Если уж заговорили об игровых видах. Не было желания пойти в водное поло?

— Одно время было. В плавании ничего не получалось. Потренировался чуть-чуть, сразу болезни. Там хоть за мячиком плавать, все интереснее. Но не сложилось в конечном итоге.

— Сколько раз до Барселоны было желание все бросить, уйти?

— После того, как меня чуть не выгнали из УОР, до этого было желание. Четыре месяца перед этим проболел, потом еще мениск надорвал. Практически не тренировался. Одной десятой секунды не хватило до первого взрослого разряда, что не позволяло перейти в следующий класс. Ну а потом, когда с Авдиенко начал заниматься, он много с нами беседовал, объяснял: здесь вот такие скорости делаете, в этой зоне — такие. И так далее. Все получится. Так и вышло.

— А было желание доказать что-то комиссии, которая вас хотела из училища выгнать?

— В том числе.

— Когда вы закончили — сразу было понимание, что дальше?

— Было вообще ничего непонятно. Девяностые годы. Каждый день состоял из того, чтобы найти что-то пожрать. А далеко идущие планы не строились. Ну какой у нас бизнес?

— Купи-продай?

— Ну… Ребята вон, сколько постреляли друг друга. Это не бизнес, это теория Дарвина. Выживает сильнейший. А я все-таки никак не могу опуститься до состояния зверя.

— Сначала было судейство или тренерская работа?

— Все сразу. Если ты не занимаешься судейством, то относишься к своей работе как очень многие. Ты не вникаешь, что происходит. Многие тренеры пишут на бумажке задание, прилепили — и все. Ученик сам что-то плавает, а тренер загорает или покурить сходил. Это не работа.

— Насколько вообще судейство в плавании важный момент? Насколько вероятны судейские скандалы?

— Я знаю очень многих, кто занимается судейством как раз для того, чтобы эти скандалы организовывать. Они от этого кайф получают. А я смотрю на это с той точки зрения, что от меня, как от судьи, требуется, в первую очередь, создать для участников рабочую атмосферу. Чтобы спортсмен показал максимальный результат, чтобы не вызвать чувство отторжения. Не мешать.

— В роли тренера смогли чего-то добиться?

— Уже два года я веду частные занятия, индивидуальные. Людям, у которых нет никаких проблем, не советую ко мне обращаться. Я придерживаюсь только своей точки зрения в работе. Есть много нюансов, не будем их касаться. А что касается остальных ребят, ко мне обращаются так называемые проблемные, у кого не все в порядке со здоровьем. Мне с ними интересно, разобраться в них, понять.

— Сын пошел по вашим стопам. Сам захотел?

— Не могу сказать, что прямо по моим стопам. У него собственный путь. Раньше видели, что он не испытывает особого чувства эйфории, спрашивали, не хочет ли он другим видом спорта заняться. Но я вижу, что, если он с младшего возраста и до 14-15 лет где-то в середине бултыхался, сейчас пошли первые успехи, призовые места. Появляется интерес. Говорит, что будет заниматься.

— Вы в его воспитании как пловца принимаете участие?

— Я пытаюсь что-то объяснить. Не всегда он воспринимает информацию, как бы мне этого хотелось, но воспринимает.

— Сами как тренер в основном от Авдиенко что-то брали, или какие-то свои идеи используете?

— В первую очередь — да, от Авдиенко. Что касается моих идей, из них состоит вся моя жизнь. Я в детстве заикался, прошел очень много логопедов, дыхательную гимнастику. У меня подход такой — в первую очередь надо правильно научить детей дышать.

— Это ведь не только в плавании, но и в обычной жизни необходимо?

— Да, но их сейчас никто не учит.

— А кто это должен делать?

— Это, опять же, должна работать система, которой нет.

— А будет?

— Те люди, которые инициативные, кто получает копейки за свою инициативу, пытаются что-то сделать. А есть те, кто из носа выковыривает, о чем мы уже говорили. Я неоднократно встречался с людьми, которые у нас возглавляют различные комитеты — образования, спорта. То, что у них в головах, это одному богу известно.

— Волгоградская область теряет большое количество талантливых спортсменов не только в плавании. В тот же Ротор вбухиваются приличные суммы, но это не приносит пока ничего, кроме огорчения. Как так сложилось? Чья вина?

— Вы знаете, есть такое «интервью, которого не случилось», которое не опубликовали. Один из сподвижников Сталина, к нему пришли журналисты и говорят: мы вот такая великая страна. Победили фашизм. Понастроили фабрик, заводов, индустриализация, сельское хозяйство. Человек в космос летает. Что дальше-то будет? Он ответил просто: в 1990 году все развалится.

Те ему: да вы антисоветчик, как вы можете с таким мировоззрением работать, вас расстрелять надо. Он отвечает: поймите, мы набрали много инициативных людей, которые спать, есть не будут, но добьются своей цели. Однако у них родятся дети. И не факт, что эти дети будут точно такими же, как и они. Эти родители все силы приложат, чтобы этих детей устроить в жизни. И когда эти дети начнут работать, не понимая не специфики, ни того, что необходимо в той или иной сфере, здесь вот и произойдет развал.

Это до сих пор происходит, но уже на смену приходит третье поколение. Поэтому люди ко мне и идут, что другой их никто правильно дышать не научит. На кусок хлеба у меня всегда будет. Народная молва. Кто-то кому-то сказал – у Садового неплохо получается, с нашим ребенком получилось.

— Получается, губернатору, областной Думе, где есть комитет по спорту — им все равно, что происходит, они могут только проводить совещания?

— Телевизор смотрю — у нас область процветает. Такое ощущение, что я на улицу выхожу в какой-то другой стране. Наш регион не хуже, чем Монте-Карло, выходит. Все отстроено, все сделано. Но на улице-то совершенно другое. И если бы дело было только в спорте.

— Уезжают ведь не только спортсмены.

— Люди бегут из этого города.

— Остановить процесс можно, или уже все, конец?

— Мне кажется, что все.

Смысл прекращения финансирования Искры из бюджета какой был? Чтобы отобрать у тех, кто ее отстраивал, восстанавливал из руин. По карманам деньги не рассовывали. Строили в том числе и для себя, чтобы в нормальных условиях могли работать. Бассейн же разрушенный был полностью.

— А сейчас здесь готовятся сборные страны, из-за рубежа приезжают.

— Мы получили статус центра подготовки Международной федерации плавания, поэтому и приезжают.

— Вы занимаетесь со сборниками?

— У меня есть некоторые заготовки, иногда меня просят. Но я делаю это бесплатно, ради своего удовольствия.

— Но ради своего удовольствия хочется же, чтобы подопечный победил?

— Знаете, уже не хочется ничего. Если вставать каждый день, а тебя катком по асфальту размазывают — это рано или поздно надоедает.

— А от самого плавания не устали?

— У тех ребят, у которых глаза горят — им не устаешь подсказывать, объяснять. Но должно быть желание в первую очередь. Без желания к чему-то стремиться — путь в никуда.

— У нас были в начале 90-х двое, кто что-то пытался строить — Горюнов и Авдиенко. Оба оказались не у дел. Горюнова год назад уволили из ЦСП по футболу, с Авдиенко тоже не лучшим образом все закончилось.

— Там еще цель была — именно базы забрать.

— Фигуры такого масштаба могут появиться, могут ли они что-то изменить сейчас?

— После определенного спада обязательно наступает какой-то прогресс. Почему самые великие открытия происходили во время войны? То, что у нас сейчас происходит — тоже маленькая война. Мы, правда, не убиваем друг друга пока еще. Но это все тоже дает нам силы и желание как-то бороться.

— Вы из волгоградских олимпийских чемпионов самый закрытый, самый незаметный. На какие-то мероприятия, которых немало, не зовут или нет желания?

— У меня нет желания с этими людьми рядом находиться. Я считаю свою репутацию незапятнанной. Да и другие, которые сидят в иных странах, тоже так считают. Если б моя репутация была запятнана, я бы в этой тусовке и находился.

— На носу чемпионат мира по футболу. Он даст что-то городу?

— У меня единственное желание — чтобы люди у нас не пострадали. А там хоть футбол, хоть синхронное плавание. У нас были когда-то медали, когда играл Веретенников. Ребята на самой высоте находились. А сейчас где «Ротор»? Вот и все, собственно.

— Но надежда есть? На то хотя бы, что плавание возродится?

— Надежда должна умирать последней.

Беседовал Сергей Макаров

 
По теме
Прокуратурой Дзержинского района г. Волгограда в ходе мониторинга сети Интернет выявлены ресурсы, на которых размещена информация, запрещенная к распространению на территории Российской Федерации.
Фото: Википедия Генеральный директор РЭО Денис Буцаев назвал важным шагом появление возможности взаимодействовать с пользователями по вопросам более удобной работы с сайтом и мобильным приложением.
Фото: ПАО «Ростелеком» Реклама. ПАО «Ростелеком» . erid: LjN8K99Tu Национальный провайдер совместно с дочерними компаниями Tele2 и «Солар» предоставил для организаторов и гостей проводную и беспроводную связь и интернет,
Орден Мужества для олимповца из Антиповки - Сетевое издание Уезд. Вести Камышинского района   Сегодня в Центре патриотического воспитания имени А. П. Маресьева были вручены Ордена Мужества родственникам троих погибших в ходе СВО героев.
Сетевое издание Уезд. Вести Камышинского района